Я постирал на завтра свои носки,
я предполагаю, что буду живой
Цифра 8.30 в будильнике меняется на 9.00. Переворачиваюсь на другой бок. Через полчаса саундтрек из «Джанго освобожденный» снова сокрушает тишину пыльной комнаты.
Иду на кухню и ставлю чайник, беру полотенце на балконе, и в душ. Слушаю музыку, чищу зубы и смотрю на свое отражение. В нем нет ничего хорошего. Наливаю кофе, делаю пару бутербродов с маслом и несу это все в комнату. Колонки начинают греметь гаражным роком, а на полу отжимаюсь я, качаю пресс, приседаю.
Я открываю сайт со скороговорками и пытаюсь выговорить «курочку-пеструшечку». Соседи, наверное, закатывают глаза и откидывают голову.
Одна или ноль новостей в Google бывают интересными. Каждый день все одно и то же: Украина. Пока одеваюсь, люблю трясти длинными волосами в зеркале под какую-нибудь музыку, это всегда радостно. На улице полярный апрель. Дворник вяло перебирает лопатой. Однажды я сказал ему: «Спасибо за вашу работу», а он ответил: *****ся что ли?» Больше я не благодарю дворников.
Когда я прихожу на остановку, часто думаю, что на переходе меня подцепит КАМАЗ. И я умру. И меня больше не будет. А что скажут… Что за бред?
В ушах играет что-нибудь энергичное, надо, чтобы настроение не превращалось в лирику. А куда смотреть, на эти серые коробки бетонные? Лучше в небо… черные птицы. Племянник моего друга называет их «птяпцами».На крыльце корпуса я рассчитываю, что не встречу знакомых, потому что без очков я их все равно не узнаю. Мой приятель в таких ситуациях говорит: «Вот ты, блин, слепой» и ржет. Бесит.
На пары я всегда опаздываю. «Всем привет, привет, привет, привет… Здорова, здорова, Макс… О, привет, Михаил, торгуешь?» - примерно такой словесный хаос несется из моего рта. Вас, наверняка, напрягло слово «торгуешь». Это особое слово, смешное только мне, моему другу Мише и нашей с ним общей подруге Нине Удаловой. Для справки: Миша сам говорит, что на пары ходит только «торговать лицом». Сидеть и делать вид, что ему интересно. Стебаться над окружающими однокурсницами. Краснеть. Зевать. Место, где Миша сидит, я называю торговой точкой. Это такой кайф – ржать над чем-нибудь, смотреть на лицо Миши и на недоумевающих хмурых одногруппников, думающих, что ты полный идиот. Жаль, что Миша – не актер, а то бы из него наделали мемов в контакте.
После пары мы обычно спускаемся вниз – к пирожкам, горячему шоколаду и круасанам. Стоим у подоконника и болтаем о всякой ерунде. Над кофейными автоматами мерцает Университетское ТВ. «Ахаха, глянь на ведущего», - говорит кто-то из нас, будто сам там никогда не работал.
Когда все заканчивается, я иду домой, напевая английскую песенку – у меня их много. Купив в магазине мобильных сосисок с пельменями, возвращаюсь в берлогу. Пока у кастрюли не случается припадка эпилепсии, я играю английскую национальную балладу или американский блюз, или фолк.
Бывает, сваливаю в Пушкарь. Люблю смотреть на купола церквей, впивающихся в небо над холмами, на четырехкомнатный туалет, из которого выходят люди и машут руками, восторгаясь, видимо, весенними запахами.
Я стою и смотрю на клязьменский мост, затем в сторону своего поселка. Где-то там, за телефонными вышками, за мхом лесов и полупасмурным небом лежит моя малая Родина…
На лестнице катаются скейтеры. Когда-то я тоже этим промышлял, а теперь только смотрю и говорю: «Опа, это было олли, давай кик флип, чувак!».
Вечером читаю ленту фэйсбука, ЖЖ, слушаю Эхо Москвы, смотрю ютюб. Читаю книги, закинув ноги на стол, пью кофе, делаю вечернюю зарядку. Над домом пролетают проклятые вертолеты, рамы трясутся, будто между ними застряли тысячи крупных бабочек, а ночью мне снятся снежные лавины, концы света или какие-нибудь драки.
«Я постирал на завтра свои носки, я предполагаю, что буду живой» (ДДТ).
Александр Холодов
ЖРк-111